Наталия Речка - Выстрел в доме с колоннами. Сборник повестей
В пятиместной палате трио выстроилось перед койкой Зинаиды Васильевны, как водится, с апельсинами, яблоками и соками, представилось, и коротко поведало историю прошедших дней. Баба Зина выглядела неплохо. Дина с Ниной разглядывали её ладони в ссадинах, Зинаида Васильевна, заметив направление их взгляда, пояснила:
– Вижу, ирод в усадьбу направился, так я потихоньку за ним. Не спешила, уж сильно сердце билось. Нашла его там, он на стену, где клад был, смотрел в недоумении, и тут мне совсем не страшно стало. Я ему: «Ищешь? Но не найдёшь драгоценностей! Не тебе, извергу, они должны принадлежать! Не претворяйся, я тебя узнала! Где мой брат Павел, отвечай? И не подходи ко мне близко, а то закричу, люди милицию вызовут». А он молчит, словно воды в рот набрал. Тогда я стала поднимать стёкла с пола, их полно там, и ему прямо в глаза бросать. Тут он наставил на меня пистолет и зло так закричал: «Нет твоего Пашки, помер ещё на пути в Германию, а тебе, старая, надо было давно из деревни убираться, так что сама виновата, нечего было попадаться мне на глаза». А в музее тогда только и говорил: «По-русски не понимать». Когда я про Павлика услышала, ком к горлу подкатил, стёкла так в ирода из моих рук и посыпались. А что было потом, уже не помню, кажется, боль сильную ощутила, удар… Вот и всё, ребятки мои хорошие, спасибо вам, родные, за меня и за Павлика.
– О Вас в деревне все беспокоятся, все ждут, когда Вы выздоровеете, – сказала Дина.
– Фёдор Иванович только и думает о Вас, переживает, а врачи его к Вам не пускают, – промолвила Ниночка. И, подумав, добавила: – Он Вас очень любит, мне кажется, всю жизнь.
Баба Зина слушала и плакала…
В палату зашла медсестра, посетители направились к выходу, пожелав всем пациенткам скорейшего выздоровления.
В больничном дворе прохаживались люди в тапках, разноцветных халатах и спортивных костюмах. Одна пожилая пара привлекла внимание Дины. Женщина лет восьмидесяти в байковом халате оступилась, а сгорбленный старичок в костюме с орденскими планками на груди тут же поддержал её под локоток, что-то причитая себе под нос. «Так всю жизнь поддерживают друг друга», – подумала девушка, – «возможно, этот старичок, будучи совсем молодым, участвовал в кровопролитных боях, и где-то здесь недалеко похоронены его товарищи, а эта женщина ждала его, может, даже сама партизанила в местных лесах».
Выйдя с территории больницы, молодые люди увидели серый обелиск. Подойдя поближе, они смогли рассмотреть выгравированную на нём надпись: «Никто не забыт, ничто не забыто». Погода налаживалась, небольшой ветерок в июльскую жару только радовал, птички щебетали, перебивая друг друга, и всем хотелось думать, что впереди – только хорошее.
– Борцов, скажи, неужели действительно в усадьбе были несметные сокровища? – спросила Нинка, сгорая от любопытства.
– Были. Но камни в них оказались качественной подделкой.
– Это как же так? – выкрикнула обалдевшая Нинка.
– Шёл тысяча девятьсот четырнадцатый год, война, все сыновья великого князя отправились защищать Родину с оружием в руках. Вырученные от продажи драгоценных камней деньги княгиня отдала на нужды армии, оставив себе лишь золотые вещички в память о тех близких, кто эти украшения ей когда-то дарил. А после революции было уже не до колец и ожерелий, немногим членам семьи удалось выжить, – тихо произнёс Гриша. – Подробнее вам может рассказать директор музея Олечка. Она нам очень помогла, но запертая заклинившим замком дверь и бесполезные телефоны оказались для неё неприятным сюрпризом.
– А для тебя, для Тараса Петровича, для сторожа Фёдора? – не унималась Нина, но, взглянув на мрачного Григория, примолкла.
– В начале пятидесятых усадьбу решили превратить в дом отдыха для трудящихся, – продолжал делиться знаниями местной истории Борцов, – тогда во время ремонта и нашли тайник. Поговаривали, кто-то из деревенских подсказал, возможно, как раз, баба Зина или дед Фёдор.
И тут Нинка прощебетала:
– А Ольга Сергеевна сказала, что тайник отыскался год назад… Да, уж, мне даже самой стало жалко… драгоценности! – Ниночка тяжело вздохнула.
– Девушки, как же я забыл, вы же с утра, кроме блинов, ничего не ели! Поедемте, накормлю вас и напою. Кстати, нам есть, за что выпить! Как раз тут неподалёку открылся отличный ресторан, на машине до него десять минут, «У Романовых» называется.
– А за что пить будем, Гриш? – прищурилась Нина. – За прекрасных дам? За любовь?
– За победу в войне с гитлеровской Германией! За здоровье бабушки Зины! – предложила Дина. Борцов обнял её и сказал с улыбкой:
– За наш российский народ!
И все трое рванули к припаркованной в тенёчке Ниве.
Неженский ответ на немужские поступки
– Показывайте, что там у вас.
– Григорий Михайлович, тут и не разберёшь, мужской это труп или женский, – голос стажера звучал растерянно.
Следователь Борцов с трудом пробирался сквозь кусты по влажной траве осеннего леса. Под ногами хлюпало, холодный октябрьский ветер протискивался в полураспахнутую, наскоро одетую куртку. Жена недавно купила её Грише и каждый раз, провожая на работу, напоминала: «Застёгивай куртку, когда выходишь из машины». Но Борцов был непослушным и на здоровье плевал. Недавно, выехав на место происшествия, проторчал с Зайцевым под дождём битый час, показывая и объясняя ему, что, да как. Витька Зайцев, стажёр, оказался смышлёным добрейшим парнем, но временами выкидывал такие фортели, проявляя излишнюю инициативу, что терпение Борцова не выдерживало, и уж какое там здоровье, когда приходилось то и дело отчитываться перед начальством, покрывая самодеятельность мальчишки. Гриша смотрел на Витю и видел себя в двадцать пять. Конечно, в том возрасте он был взрослее, суровая армейская жизнь воина-интернационалиста сделала своё дело, да и после не сказать, чтобы стало легко. «Эх, надо бы Петровичу напомнить, давненько мы с ребятами не собирались, а то переехал в свою деревню и увяз по уши в огородных делах», – думал Борцов о командире, приближаясь к группе мужчин, что-то с задумчивым видом обсуждавших.
Мужики, узнав его, поздоровались и указали на груду сухих листьев, которая наполовину прикрывала обезображенный труп. Разорванная в клочья грудь, местами из-под мягких тканей выступали рёбра, лицо выглядело настолько изуродованным, что казалось невозможным угадать, каким оно было раньше: единственный глаз – без верхнего века, отсутствие носа и верхней губы могли ввести в ступор любого повидавшего на своём веку. Стажёр Витька вопросительно смотрел на Борцова.
– А ты взгляни на ботинок. Женщины носят такую обувь? Размер-то не меньше сорок пятого, ну или вроде того, – Григорий рассматривал черный ботинок на изувеченной ноге.
– Действительно! Но всё равно, кто ж его такого опознает? Если только по одежде, да и от неё мало что осталось…
– Кстати, где Сергеич?
– Сергей Сергеевич на больничном, нам прислали Марину Алексеевну. – Зайцев впервые за последние полчаса улыбался, показывая рукой на беседующую с людьми в милицейской форме симпатичную девушку в светлом пальто. Борцов с грустью подумал: «Ещё один стажёр, к тому же баба, придётся, батенька, до всего самому докапываться от начала и до конца». Девчонка, тем временем, уже бежала к нему, спотыкаясь о коряги.
– Здравствуйте товарищ майор, я ваш новый судмедэксперт, меня зовут Петрова Марина.
– Очень приятно. Следователь Борцов Григорий Михайлович, а это мой самый главный помощник – Виктор Васильевич Зайцев, которому Вы всё подробно доложите и передадите копию заключения. Хорошо?
– Да, Григорий Михайлович, Витя уже снабдил меня номером своего мобильного, буду держать его в курсе.
– Вот и славно, передайте ребятам, что я уехал на совещание. Витя, а ты со мной, – Борцов направился обратно по направлению к шоссе, ища в кармане трезвонящий мобильный. Звонила жена.
– Гриш, борщ стынет, ты же обещал, что уедешь ненадолго, говорил, у тебя сегодня выходной, – услышал Борцов в трубке.
– Динуль, я уже еду, буду с напарником, целую, жди, – тихо ответил Гриша и дал отбой.
– Витя, ты всё понял? – обратился Борцов к стажеру.
– А как же тут? У нас ведь работа…
– Работа работой, а обед по расписанию. Ты борщ любишь?
– Люблю!
– Ну, вот и молодец. Кстати, заедем за картошкой, у магазина рядом не припаркуешься, поможешь мне донести её до машины.
– А совещание?
– Будут у нас с тобой ещё совещания. – Сев в машину, Григорий произнёс: – Созвонишься с нашим юным судмедэкспертом, узнаешь время смерти убитого, посмотришь списки пропавших в этот день и ближайший к дате период, поищешь тех, кто заявлял о бесследно исчезнувших родственниках, ну и так далее с последующим опознанием. Но это потом, а сейчас надо к обеду успеть.
